Путник со свечой - Страница 6

Тушь растерта в глиняной плошке, густо разведена, Ли Бо взял из подставки кисть, но не мог решиться напитать ее тушью — рука будто отсохла, словно отрублена в бою врагом. Неужели он колеблется? Или страх отнял силы? Душа истинного человека не меняется, глядит ли он на небо или на землю, говорит ли горькое или приятное. Истинный муж прям, как свет, хлынувший в разрывы облаков, — на что падает, то освещает. Но разве правда изменила мир? Этого смертным не дано знать. Но он знает другое: пройдя всю Поднебесную, он повсюду видел несправедливость и обиду; чиновники по уголовным делам выносят приговор невиновным, оправдывают злонамеренных. Простолюдины голодают, вдоль дорог лежат новорожденные, по рекам плывут колыбели, в которых плачут брошенные младенцы. В провинции Анъхой правитель собрал налоги с крестьян за двадцать два года вперед. Варвары на северных границах грабят караваны, жгут наши селения, насилуют женщин, мужчинам перерезают горло. А государь пребывает в неведении; одевают его только в желтое, говорят только приятное, он наслаждается древними мелодиями и новыми строфами, которые Ли Бо должен писать для его любимой наложницы, любующейся золотисто-розовыми пионами. А сколько жизней отдано за каждый куст?

Он поставил кисть в подставку, рука дрожала, по спине бежал пот. Теперь главное — передать письмо императору, это нелегко, не обойтись без хитрости. Был бы рядом князь Хэ, он бы помог, но старший брат далеко...

Кому доверить письмо? Кто согласится спрятать горячие угли в рукаве?

Тогда он вспомнил о Ду Бинькэ.

Старый полководец еще крепок в кости, годы его не согнули, только сморщенное лицо потемнело, редкая борода поседела.

— Ли-ханьлинь, что меч солдата рядом с кистью Небожителя? Простой камень и драгоценная яшма. Получив ваше приглашение, сразу вспомнил и вас, и войско, которое вел с боями по мерзлым пескам. Воины спали в седлах, ели пригоршнями снег, пурпурные и бирюзовые стяги заледенели, и мы не могли настигнуть врага, а когда настигли у Цилянчэна, на озере Кукунор, под моими знаменами осталось всего четыре тысячи, а туфаней было в три раза больше. Я увидел костры варваров на рассвете. И пока мы рубили врага, истекая кровью, вероломный командующий Ши Сымин отступил без боев, донеся государю, что туфани разбиты. Помните? Государь назначил смотр войскам Ши Сымина, ожидая лишь дня, который укажут прорицатели, а мы были далеко от Лояна, брели в снегу, падали, и я лежал в паланкине с обмороженными, черными ногами. Помните? Люди падали и оставались лежать. Тогда я приказал сделать носилки из копий: пусть два солдата бегом несут третьего, сменяясь каждые пять ли. Так бежали день и ночь, не останавливаясь! На тридцатый день великого похода, пробежав две тысячи ли, мы увидели лазоревую дымку над Лояном. Стража на башнях не знала, демоны или люди приближаются к Восточной столице — завыли трубы, ударили сигнальные гонги, но мои солдаты были уже у стен, и тысяча обмороженных, окровавленных, страшных крикнули: «Ваньсуй!» [ «Десять тысяч лет!»] Как горный обвал, ворвались, сметая стражу, а император любовался строем полков Ши Сымина. Тысяча моих воинов вступила на дворцовую площадь, оставляя кровь на блестящих плитах, перед золотым троном пала на колени, и площадь загудела, как колокол. Сам император сошел по золотым ступеням и ударил предателя пяткой в жирное лицо, а мои обмороженные щеки отер своим платком.

— Разве забудешь такое! Тридцать весен прошло с той поры, мои раны уже не болят, а Поднебесная изранена. Решил написать государю. Но прежде выпьем вина, и я прочитаю вам все, что бессвязно начертал вчера.

«Государь,

Поднебесная подобна золотой чаше — нет в ней ни одного изъяна, ни одной царапины. Ныне, когда всеми делами управляют такие великие умы, как первый министр Ли Линьфу и начальник Военного ведомства Гао Лиши, император может сидеть на золотом троне, опустив рукава, ни о чем не заботясь, не утруждая себя заботами. Государь доволен, но отчего вокруг так много недовольных? Государь спокоен, но почему слышен плач в стране?..»

— Прошу вас, читайте дальше. Не печальтесь так горько. Мир — это тень, отбрасываемая теми, кто идет по пути добродетели.

— «...Много снега намело у стен вашего дворца, велите разгрести любой сугроб, в каждом — мертвецы. Родители обмениваются детьми и поедают их; кости мертвецов ломают, кладут в очаг вместо хвороста. Государь, ваш народ устал от синего неба насилия, он жаждет желтого неба справедливости.

Как поступают в воинском строю? Там высокие стоят первыми, низкие — последними. А в управлении страной все наоборот — высокие удалены, приближены низкие, сановники заняты худшим из дел — притеснением народа. Люди бедствуют, честь ценится дешевле соевых бобов, поэзия не нужна. Поднебесная велика, но величие ее утрачено.

Государь, все написанное здесь — правда. Ничтожный Ли Бо стократ достоин казни, но, зная ваше небесное великодушие, просит отпустить его к ручьям и лесам, уподобиться пятицветному облаку или дикому гусю, пролетающему над столицей».

Слушая Ли Бо, старый Ду Бинькэ вытянул морщинистую шею, как птица, забыл про вино, часто дышал. Когда письмо было прочитано, он втянул голову в плечи.

— Ли-ханьлинь, вы, известно каждому, великий талант, а я неотесанный служака, поэтому прямо скажу все, что думаю. Все знают, что государь не раз оказывал вам знаки внимания, сам размешивал палочками кислый рыбный суп, остужая его для вас, и все-таки не слишком ли далеко вы зашли в своем усердии? Ли Линь- фу и Гао Лиши, конечно, будут обижены вашим письмом, затаят обиду — вы же знаете, что Гао Лиши заслужил благосклонность императора лестью и умением составлять поминальные молитвы, а Ли Линьфу при каждом слове государя закатывает глаза. Но оба они люди не без способностей, ум имеют расчетливый и сильный, поэтому государь во всех делах всецело полагается на них. Сейчас, когда они прибрали всю власть к рукам, подлых людей при дворе полно, но честных и талантливых немедленно постигает беда. Гао Лиши хоть и стар, но зубы его остры, удар молниеносен, вы подвергаете свою жизнь опасности. Как бы вам самому не оказаться в крысоловке.